Теперь акцент француза стал заметней, но он явно много времени прожил в Штатах. Его английский был практически безупречен.
Я фыркнула, но продолжала цепляться за него.
– Все так странно. Прошу прощения за картину и за этот бардак, но теперь я растянула лодыжку, а предполагалось, что я буду какой-то там потрясающей музой.
– Ох, но ты и есть spectaculaire, прекраснейшие черты и лицо с идеальной зеркальной симметрией, – сказал он так, словно сообщал мне невероятную новость, хотя я толком ничего не поняла.
– Я не знаю, что вы имеете в виду под «зеркальной симметрией», – ответила я, тряхнув головой.
Один из людей в черном из команды Алека шагнул за нами в лифт, держа в руках мою единственную сумку, и нажал кнопку двенадцатого этажа, самую верхнюю на панели. Мистер Дюбуа так и оставил без внимания мое замечание. Мы вышли из лифта, и он внес меня на руках в еще один просторный лофт. Этот был того же размера, что и помещение на десятом этаже, но оснащен кухней, жилой зоной и лестницей, очевидно, ведущей в спальню. Стен здесь не было, не считая одного уголка с дверью. Если бы я была склонна заключать пари, а это так и есть – ведь папа научил меня всему, что знал об игре, – то я бы поспорила, что вышеупомянутая дверь ведет в ванную.
Алек донес меня до двери, и да, за ней была ванная. Когда он опустил меня на пол, я допрыгала на одной ноге до раковины. Из ниоткуда возникла моя сумка, и Алек, порывшись в ней, извлек футболку и пару пижамных шортиков.
– Надень это, а я принесу пакет для твоих вещей.
Через пару секунд он вернулся и протянул мне мусорный пакет.
– С тобой все будет в порядке? – спросил Алек, взявшись за дверную ручку.
– Все будет нормально. Благодарю вас.
Я чувствовала, как горят мои щеки, когда он прикрыл дверь.
Тупая, тупая, тупая разиня! Я как можно быстрее избавилась от заляпанных краской джинсов и блузки и натянула на себя футболку и шорты. Покончив с этим, я смыла с себя все видимые пятна краски. Мне требовалось как следует постоять под душем, но сейчас важней было утрясти все дела с клиентом, выяснить, в каком он настроении и не сердится ли на меня.
Стоило мне открыть дверь ванной, как стоявший за ней Алек снова подхватил меня на руки.
– У-у-уф! – охнула я.
Он пронес меня через комнату и усадил на секционный диван, обтянутый бархатом самого глубокого бордового цвета, известного человеку. Обивка была такой темной, что казалась почти черной, но если провести по ней пальцем, ворс сминался, окрашиваясь в намного более светлый баклажанный оттенок. Как только я устроилась поудобней и положила ногу на оттоманку, стоявшую перед диваном, Алек и сам уселся на оттоманку и водрузил мою больную лодыжку себе на колени. Нагнувшись, я сжала голень руками. Было не очень понятно, как поделикатней отнять у него мою ногу.
– А теперь что касается зеркальной симметрии…
Кивнув, я прикусила губу. Подняв руку, Алек провел пальцем по моему лицу, ровно посередине – от линии волос, по лбу, носу, губам и наконец остановился на подбородке. По моему телу от этого горячего прикосновения пробежала дрожь. Или, может, все дело было в его обжигающем взгляде – он смотрел так, как будто я была самой прекрасной женщиной в мире. Уэс смотрел на меня так же. Черт, рядом с Уэсом я чувствовала себя такой. Я ощутила укол вины, но быстро отмахнулась от нее. Мы с Уэсом не были парой. Друзья и секс по дружбе – несомненно… плюс надежда на большее. Однажды. Возможно. Но не сегодня.
– Если разрезать твое лицо пополам, – он снова провел по моему лицу подушечкой пальца, глядя на меня, как загипнотизированный, – то каждая сторона будет зеркальным отражением другой.
– Как и у всех остальных, – нахмурилась я.
Алек положил руку мне на щеку. Длинные пальцы, пробившись сквозь путаницу темных локонов, обхватили затылок.
– Да, ma jolie, но они не будут полностью симметричны. А твое лицо – совершенство. Обе половинки одинаковы. Одна не хуже и не лучше другой. Это необыкновенно. Поразительно. Ты уникальна.
Лицо Алека придвинулось ближе, и его губы прижались к моей щеке в теплом поцелуе.
– Завтра мы начнем работать, oui? Сегодня ты отдыхаешь.
Он водрузил на оттоманку подушку и переложил на нее мою распухшую ногу.
– А теперь я должен потрудиться, – сказал он и энергично вскочил, уже захваченный предстоящими ему делами.
Интересный тип этот Алек Дюбуа.
Всю вторую половину дня я, так и не решившись подняться по лестнице на одной ноге, хромала по комнате и дремала на кушетке. Еще я позвонила своей лучшей подруге Джинель и связалась с тетей Милли. И Джин, и тетя Милли чуть не лопнули от смеха, услышав, как я вывихнула лодыжку и застряла тут, полностью во власти сексуального французского художника. Джин назвала меня везучей сучкой, а тетя Милли просто завершила звонок словами: «Развлекайся в свое удовольствие, куколка».
Дверь лифта звякнула, и я услышала металлический скрип поднимающейся решетки. Сидя на кушетке, я не могла разглядеть, кто пришел, но долго ждать мне не пришлось. Алек пересек комнату размашистым шагом, с костылями в одной руке и белым пакетом для еды на вынос, источавшим восхитительный аромат китайской кухни, в другой. Алек без промедления выложил еду на кофейный столик, прислонил костыли к кушетке, а затем уселся рядом со мной.
Прежде чем я успела открыть рот, он обхватил ладонями мою шею так, что большие пальцы прижались к щекам, и поцеловал меня в обе щеки. Его губы были теплыми, и я чувствовала их прикосновение еще долго после того, как Алек отодвинулся, чтобы взглянуть мне в глаза.